Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Я и пойду.
И Васька пошел, но только не к станку, а к начальнику цеха.
Мой станок за эти дни запылился. И стал он какой-то другой, точно что-то в нем умерло.
На следующий день вечером Васька отдал мне заметки в стенгазету, они были уже отпечатаны на машинке, и сказал:
- Выпускай. Только придумай что-нибудь, чтоб красивее.
Вечером мы с Лешкой и Женькой Семеновым сидели в красном уголке. Женька был шрифтовик. А Лешка пришел заодно со мной. Женька расчертил газету. Открыл краски. Можно было начинать. Я решил, что надо сделать газету хорошую, такую, чтобы всем понравилась.
Дверь открылась. Все обернулись, и я увидел Нюру. Нюра позвала меня. Мне почему-то было неприятно перед ребятами, что она пришла. Я вышел.
- Ну чего?
- Саша, вы тут долго еще будете?
- Долго-недолго. Откуда я знаю?
- Ты обиделся?
- А чего мне обижаться? То один позовет, то другой.
- Хочешь, у меня вот тут хлеб с колбасой?
Она протянула мне пакет. Я разозлился:
- Да брось ты, на самом деле! Что я тебе, маленький, что ли? Выдумала тоже...
Я махнул рукой и хлопнул дверью.
Мы просидели над газетой всю ночь. Утром сходили в душ. Васька сказал, что газета хорошая.
Глава вторая
Мне город нравится, и мне нравится ходить по улицам. Улицы переходят одна в другую, сливаются, и город мне кажется бесконечным и добрым. Город все время изменяется. Он становится лучше. Интересно, каким он будет в двухтысячном году?
Ира слушает меня и улыбается. Мне хочется понравиться ей, но те обычные и проверенные слова, которые я говорил другим девушкам, на этот раз почему-то забылись. Что-то заставляет меня говорить другие слова. Я говорю их, смотрю на Иру и сомневаюсь:
- Это вам неинтересно?
- А дальше?
- Что дальше?
- Я слушаю дальше.
Я взял ее под руку. Тогда, на вечере, она показалась мне высокой. Но сейчас я увидел, что ее шляпка немного выше моего плеча. Я решил, что сегодня ее поцелую.
Прошли мимо моего ремесленного. Оно теперь окрашено в розовый цвет. Под ногами был песок. Я сказал, что этот песок мне нравится тоже. Значит, кто-то заботится о нас, обо всех, кто ходит по этому тротуару. Мы вышли на Невский, и простояли минут пять на углу Невского и Садовой, и слушали, как милиционер уговаривал пешеходов. Он говорил в рупор, и голос его разносился далеко. Мы специально сошли с пешеходной дорожки.
«Граждане. Будьте осторожны на переходах. Вот вы, товарищ с девушкой в зеленой шляпке. Почему вы сошли с пешеходной дорожки? Соблюдайте правила уличного движения». Я сказал, что этот милиционер мне тоже нравится. Ира слушала меня, улыбалась, а потом пожала печами.
- Ну и что?
- Ничего, конечно.
- Вы, оказывается, совсем еще ребенок! — Она посмотрела на меня, наклонив голову. — Я тоже когда-то думала так же. А теперь у меня это прошло.
Я вдруг пожалел, что говорил ей обо всем этом. Наверное, этого не нужно было делать. А нужно было говорить о всяких пустяках. Но я решил, что покажу ей, какой я ребенок. Мне даже лучше, что она так думает. Я спросил:
- А лучше быть взрослым или лучше быть ребенком?
- Лучше ребенком.
- А почему?
Мы сошли с Аничкова моста и пошли дальше по Невскому.
- Потому что ребенок думает, что все на земле необыкновенно. И ему хорошо. Он даже имеет право совсем не думать, и ему все равно хорошо. А на самом деле все так и должно быть: улицу должны посыпать песком, а на перекрестках должны стоять милиционеры. Что же тут особенного?
Она посмотрела на меня, и я понял, что она смеется надо мной.
- Ничего, наверное, — сказал я. — Наверное, ничего особенного. А мы пойдем на танцы?
- А для чего?
Я подумал, что совсем ей не нравлюсь, что ей со мной скучно. Мне, наверное, не нужно было искать ее и ходить в техникум. Я разозлился на самого себя. И я решил выпрыгнуть из себя, сделать все, чтобы ей понравиться.
Мы свернули с Невского и подошли к ее дому. Я не знал, что говорить и что делать. Она тоже молчала. Так мы вошли в парадное. Я решил, что нужно не говорить, а действовать. На лестнице никого не было. На втором этаже я преградил ей дорогу.
- Я почему-то скучал все эти две недели, — сказал я, в упор глядя на нее.
Слова «почему-то», «что-то со мной случилось», «я стал вдруг другой», мне кажется, самые подходящие для разговора с девушками. Я говорю «почему-то», а она уже сама думает: «Почему же? Наверное, я ему нравлюсь?»
Ира остановилась.
- Я должна поверить, что это правда?
- Нет, можно и не верить. Но я хочу вас поцеловать.
Я наклонился и взял ее за руки. Она не сопротивлялась, но отвернулась.
- А знаете, Саша, мне это не нравится. — Лицо у нее стало серьезным.
- Почему?
- Так нельзя. Я рассержусь. Я могу рассердиться. Все придет в свое время. Если нужно, чтобы это пришло.
Эти слова охладили меня. Я чуть было не махнул рукой и не ушел.
- Вы уже рассердились? — спросил я.
- Еще нет, — сказала она спокойно. — Пока еще нет.
В руках у нее был ключ. На лестнице по-прежнему никого не было. Я молчал. Все получилось как-то не так. Мне совсем не хотелось, чтобы она думала обо мне так плохо. Но говорить мне уже было нечего. Мы стояли рядом.
- Пойдемте к нам, — сказала она наконец. — Если, конечно, это вас больше устроит, чем стоять на лестнице.
Она повернулась и, не ожидая ответа, начала подниматься. Я медленно пошел за ней.
Она уже сказала мне, что живет с теткой и что тетка у нее очень умная и ученая. Мы вошли. Ира зажгла свет. Открылась дверь, и вышла какая-то женщина, молодая, с ласковыми, приветливыми глазами, в черном свитере и с золотой цепочкой на шее. Она смотрела на нас и улыбалась. Я не представлял, как надо себя вести.
- Познакомьтесь, — сказала Ира. — Это вот моя тетя.
Я удивился и пожал протянутую руку.
- Александр.
- Ольга Николаевна.
Мы вошли в комнату.
- Знаешь, Оленька... — И Ира громко начала рассказывать, как мы познакомились.
- Что же вы стоите? — спросила тетка.
Я посмотрел вокруг и сел на диван. В комнате все было удобное и уютное. Тетка тоже была красивая, но не такая красивая, как Ира.
- Значит, вы на заводе? — спросила тетка.
Я понимал: в таких случаях надо говорить что-то умное, чтобы произвести впечатление. Но мне почему-то захотелось спать. К тому же, после того что случилось на лестнице, я почувствовал, что ничего, кажется, из нашего знакомства не выйдет. От этого мне захотелось спать еще больше.
- На заводе, — сказал я.
- И вам нравится? — разглядывая меня, спросила тетка.
Эта тетка разговаривала и смотрела на меня как-то странно. Она улыбалась, и мне казалось, что она хочет узнать совсем не то, что спрашивает. А то, что я ей отвечу, она давно уже знает. И я начал задумываться над тем, что же мне отвечать.
- Почему же вы молчите, Саша? — спросила тетка.
Ира стояла у окна и вертела телефонный диск.
- По-моему, токарное дело интересное, — сказал я.
Тетка понимающе кивнула головой, и глаза ее засияли.
- Вы давно уже работаете?
- Скоро пять лет, если с ремесленным.
- И вы сразу учились на токаря?
Я почувствовал, что тетка действительно очень умная и что разговаривает со мной она из любезности. Просто потому, что я пришел с Ирой.
- Сразу, — ответил я.
- Это хорошо.
Я раньше никогда не задумывался, хорошо это или плохо. Но она так произнесла это «хорошо», что я вырос в собственных глазах. Я понял, что совершил в жизни что-то важное.
- Может быть, мы поедим? — сказала Ира, подходя к столу и приподнимая салфетку. — Я ужасно проголодалась. Мы прошли пешком через весь город.
Ира придвинула к столу три стула. Я решил не отказываться. Я тоже хотел есть. К тому же я подумал, что теперь уже все равно, как я буду себя держать в этом доме.
- Салат? — спросила Ира.
- Спасибо, — сказал я. — По правде говоря, мне это непривычно, чтобы за мной ухаживали, я возьму сам.
Тетка подняла голову и сказала:
- Мужчины рождаются неизбалованными. Балуем их мы, женщины. Учти это, Ира.
Я подумал, что тетке лет тридцать пять, и положил себе салата.
- Я начинаю бояться, что ты уже хочешь выдать меня замуж, — сказала Ира. — А я еще совсем необразованная.
Тетка протянула мне бутерброд с маслом.
- Быть женщиной - целая наука. — Она делала еще один бутерброд. — Мужчины грубы и требовательны. А женщина должна вовремя уступить, вовремя настоять, вовремя стать слабой, вовремя защититься.
- Это настоящий бокс, — сказала Ира. — А я ужасно боюсь, когда дерутся.
- А зачем уступать? — сказал я. — Надо на равной.
- А вы думаете, мужчина и женщина равны? — спросила тетка, и она так улыбнулась и так посмотрела на меня, как-то сбоку и как-то загадочно, что я против своей воли сказал не то, что хотел:
- Ну... вообще-то нет...
Тетка снисходительно кивнула мне головой и повернулась к Ире.
- Я знаешь кому завидую?..
У меня в голове пронеслась мысль, что я мог бы влюбиться в эту тетку.
Тетка назвала какое-то имя.